«Спустя более восьми месяцев после взятия Херсона российскими войсками в городе тяжело и мрачно. Все застыло. После 15 часов людей на улицах нет. Утром они выходят за продуктами, а потом сидят дома.
Херсон грабят россияне. Все вывозится: памятники Суворову, Ушакову, Потемкину и Маргелову сняты с постаментов; баржи, пожарные машины, машины скорой помощи и офисные стулья. Взламываются квартиры. Вынуты даже окна ратуши. Идет полный организованный грабеж города. Награбленное перевозят на машинах к Днепру, а оттуда на лодках переправляют на левый берег.
По городу ездит автомобиль с громкоговорителем, призывающий жителей покинуть город, а ночью рассылаются смс-сообщения. Но многие из моих друзей, как и я, остались. Мы покупаем продукты и экономим воду. Мы не верим в принудительную эвакуацию.
Говорят, что людей увозят в отдаленные регионы России, но это только слухи.
Интернета в Херсоне почти нет. Связь пропала, даже российские телеканалы перестали вещать. Вот почему так много слухов. Мы слышим украинскую артиллерийскую дуэль с Россией и ждем пусков (ракет). Я привык так жить. Я отношусь к этому философски.
В каком-то смысле условия жизни нормальные. Есть вода и электричество, действует отопление, вывозится мусор. Продукты есть, но цены на продукты растут с каждым днем. Некоторые магазины и больницы закрыты. Несмотря на то, что медицинское оборудование вывезено, я прочитал в Facebook, что врачи 1-ого городского роддома помогают младенцам появиться на свет.
Нашли где-то старое гинекологическое кресло, инструменты и лекарства и работают. Во время войны тоже рождаются дети. В Херсоне осталось три аптеки. Остальные были эвакуированы. Мне не нужны лекарства. На здоровье я не жалуюсь.
Мы покупаем продукты и экономим воду. Мы не верим в принудительную эвакуацию.
Последние несколько месяцев запасал продукты на зиму. Иногда встречаю коллег по работе, знакомых. Если есть интернет, я консультирую сотрудников. Иногда езжу на дачу. Читаю — в основном художественную литературу и мемуары – и совершенствую свои кулинарные навыки.
В прошлый четверг я встретил сотрудника и съездил в продуктовый магазин. Пока я готовил, разговаривал с родственниками. Вечером читал часа два-три. На прошлой неделе я сделал 11 литров сока из винограда, собранного на даче. Это заняло более шести часов. Дни в оккупированном городе идут медленно и монотонно. Нужно найти, чем заняться.
Я не чувствую себя в безопасности. Российские солдаты могут остановить на улице и задержать. Они могут ворваться в квартиру, обыскать ее и забрать все. В моей квартире уже был обыск, а нас задержали на даче, которая недалеко от железнодорожного Антоновского моста.
Они думали, что у нас есть оружие. Они избили меня и посадили в тюрьму. У меня отняли вещи: рюкзак, палатку, деньги, телефон и ноутбук, – однако ничего компрометирующего не нашли и сутки спустя отпустили под домашний арест.
Сейчас в городе хаос. Я снова поеду на дачу, чтобы помочь другу перебраться на правый берег. Всем, кто живет на дачах, было приказано съехать до конца недели.
Те, кто хотел и мог уехать из Херсона. уехали. Но у нас не было гуманитарных коридоров и организованной эвакуации на территорию Украины. Уезжать было либо очень дорого, либо нужна была собственная машина. Те, кто не мог позволить себе уехать, остались в Херсоне.
Те, кто хотел и мог уехать из Херсона. уехали. Но у нас не было гуманитарных коридоров и организованной эвакуации на территорию Украины.
Все мои проукраински настроенные знакомые игнорировали российскую «эвакуацию», которой в основном пользовались коллаборанты и члены их семей, а также те, кто был напуган лживыми заявлениями о том, что Украина взорвет Каховскую ГЭС и нападет на Херсон.
Это путь в неизвестность. Я думаю, что „эвакуация“ означает добровольную депортацию населения. Применяются шантаж и запугивание. Людей перевозили на лодках через Днепр, а затем увозили автобусами. Мы не знаем, где эти люди. Ходят разные слухи.
Я не прячусь. Живу в своей квартире. Я не один. Со мной живет мой кот Хантер. Есть семейный чат в Telegram, куда все каждое утро „отписываются“ – мне пишут из Киева, Черновцов, Бухареста. Если есть связь, я с ними разговариваю. Мы делимся тем, как у всех дела.
Я не прячусь. Живу в своей квартире. Я не один. Со мной живет мой кот Хантер.
Сейчас в Херсоне осталось немного гражданских. Я думаю, процентов 25-30. Я живу в многоэтажном доме на 260 квартир. Вечером светится не более 20 окон. До войны в Херсоне проживало около 350 000 человек. Я думаю, что восточная часть страны скоро будет освобождена, и Украина победит.
Я собираюсь бороться. Я сделал запасы еды и воды, подготовил газовую горелку. Накупил и продуктов питания для охотников. Ждать очень тяжело, но я верю в освобождение. Я думаю, что это произойдет в этом месяце.
Жизнь резко изменилась после российского вторжения. Сейчас самое главное для жителей оккупированного Херсона – выжить. Я думаю о том, что будет после войны. Когда оккупация закончится, я мечтаю увидеть всех своих родных и друзей и вернуться к спокойной жизни. Я хочу работать, отдыхать, путешествовать.
Вера в скорое освобождение города поддерживает меня. Мы хотим создать семейное сельскохозяйственное предприятие и обязательно поедем с женой по Пути Святого Иакова. Может быть, к нам присоединится кто-то еще. Мы планировали сделать это в 2020 году.
Но была пандемия, потом война. В XXI веке на такое способны только кровожадные дикари. Им нет места в цивилизованном мире».
