А.Константинов пробыл в Вильнюсе несколько дней. Совпадение, но в день его приезда по Первому балтийскому каналу стартовал сериал "Защита свидетелей", который снят по его сценарию. В Литве писатель и вовсе впервые, однако опытный взгляд наблюдателя сразу выхватил из литовской обыденности необычные для жителя Петербурга явления. "Я ночью выходил курить, это было часа в два-три. Абсолютная тишина. Совершенно пустой город. Но это не вызывало каких-то неприятных ощущений. Немножко сказочно. У нас в Питере это даже трудно представить. Везде люди, машины. Шум. Круглый год. Город не засыпает никогда. Тут совершенно другая история, и она не неприятная", - говорил знаменитый писатель и журналист. Но больше всего гостя впечатлил старый корпус Вильнюсского университета. Сам А.Константинов в Санкт-Петербурге тоже преподает, поэтому ему, очевидно, есть с чем сравнивать. "Он у вас имеет какую-то свою музыку. Несмотря на то, что там все отремонтировано, все новое, все равно ощущается время, ощущается его старина", - делился впечатлениями автор "Бандитского Петербурга".
В Вильнюсе абсолютная тишина. Совершенно пустой город. Но это не вызывало каких-то неприятных ощущений
Еже одно наблюдение - женщины на улицах. Вильнюс предстал перед писателем с женским лицом. "Может мне это бросилось в глаза, но такое ощущение, что на улицах города женщин больше, чем мужчин. Может, мужчины где-то работают, а женщины ходят по своим делам", - рассуждал он, но тут же добавил, что в чертах людей, которые встречались за эти несколько дней, угадывалось что-то родное: "Раньше я представлял себе совершенно другой образ прибалта. Мне казалось, что должны быть совершенно другие черты лица, более резкие, грубые. То, что я увидел, больше напоминает Швецию, или Белоруссию. Нет какой-то значительной разницы. В Вильнюс я приехал на машине, мой самолет прилетел в Ригу, поэтому по дороге можно было посмотреть по сторонам, как устроена жизнь, какие дома. Я себя постоянно ловил на мысли, что эти пейзажи и дома, они очень похожи, как в России, или Белоруссии, или Украине. Вот сфотографируй, и будет сложно сказать, где это. Какие-то бабушки в платочках. Они такие же, как в Белоруссии или на Украине. Встречались, иногда, какие-то места, которых у нас точно нет, но чаще именно что-то похожее".
Прославился случайно
- Если ознакомиться с Вашими высказываниями, то складывается впечатление, что для вас чрезвычайно важна в первую очередь журналистика, журналистские расследования, Вы этому уделяете больше всего времени, а широкая общественность Вас все же больше знает, как писателя, автора "Бандитского Петербурга". Вы как себе это объясняете?
- Очень просто. С 1991 года без перерывов я работаю журналистом. Как автора книг, как писателя, меня знают в России и в странах зарубежья. А в Питере - именно как журналиста. Как руководителя Агентства журналистских расследований. Как председателя Союза журналистов, я только два года назад оставил эту должность. Просто журналистика, которой я занимаюсь, она региональная. Она касается в основном Питера и Северо-Запада. Поэтому люди, которые живут во Владивостоке, или в Москве, или еще где, они знать не знают, чем я занимаюсь. Я не работаю на федеральных каналах. Может, немного знают из-за "Фонтанки" (один из крупнейших новостных порталов Санкт-Петербурга, соучредителем которого является А.Константинов - прим. Д.Т.) - ее уже читают во многих регионах, она переросла свой формат. Так что это вопрос не моего отношения. Для меня всегда эти книги, детективы, это было своего рода хобби. Что-то вроде такой забавной игры. Я не могу сказать, что я к этому очень серьезно относился. Иногда бывали книжные проекты, которые требовали полной концентрации, но то, что меня сделало известным, те же романы "Адвокат", по которым сняли сериал "Бандитский Петербург", они были написаны очень играючи. Не было какой-то каторжной работы.
- Но началось все со статьи? С путеводителя по городу "Бандитский Петербург" в газете "Смена"?
- Да. Но тогда я вообще не думал, что буду какие-то книжки писать. Это все было стечением обстоятельств. Меня все время кто-то подталкивал. То приходил один друг, который просил книгу написать, то приезжал режиссер Валера Огородников, который просил сценарий написать. Все время были какие-то внешние причины, которые меня подталкивали. Я глубоко все это не анализировал. Я вообще достаточно спокойно отношусь к собственной персоне. Есть какой-то интерес к тому, что я делаю, это очень хорошо, но переоценивать собственную значимость... Это не правильно.
Драматургии без насилия не бывает
- В одном из своих интервью, говоря про общество, Вы сказали, что "мы все вышли из советского общества, где все либо воевали, либо сидели, либо воевали и сидели". Вам не кажется, что популярность такого литературного "криминала", как жанра, вызвано именно вот этим психотипом населения, который во многом основан на насилии?
Люди всегда хотят немножко прочитать или увидеть про себя. Тогда им интересно. Тогда происходит самоидентификация. Когда ее нет, нет и интереса
- В том числе. Как мне кажется, люди всегда хотят немножко прочитать или увидеть про себя. Тогда им интересно. Тогда происходит самоидентификация. Когда ее нет, нет и интереса. Я вот недавно спросил одного своего знакомого, читал ли он один очень сейчас модный новый роман. Я не буду его сейчас называть, но он очень обсуждаемый. Так вот, в нем рассказывается гомосексуальная история. И мой знакомый, который обычно читает все новинки, говорит: нет, я не читал. Я его спросил, почему, ведь он так сейчас обсуждается. А он говорит, что ему было просто не интересно. И дело здесь не в том, что он какой-то там гомофоб. Просто у него не произошла идентификация с героями повествования. Они совершенно другие, говорил он, и они мне не интересны - пусть про это читают те, у кого произойдет такая идентификация. Тогда они получат удовольствие.
Точно также лично мне тяжело читать женские произведения. Как правило там рисуются такие образы, с которыми мне сложно. Если это главная героиня, как-то трудно себя представить женщиной. У женщин по-другому происходит, у них другая психология. Они совершенно спокойно воспринимают героя-мужчину и следят за ним своими женскими глазами.
Основа любой драматургии - конфликт. А конфликт предполагает ту или иную форму насилия
Мне кажется, что большинство населения может заинтересовать не что-то невиданное и неслыханное, это как раз будет скучно и неинтересно, а то, где ты читаешь чуть-чуть про себя. И совершенно не важно какой это жанр. Это может быть фэнтэзи - сказка для взрослых. Почему? Потому, что это про нас, про людей, про человеческие страсти, как люди рвутся к власти, как они пытаются спасти себя, своих детей. Вечная история, совершенно понятная. Тогда это будет интересно.
Ошибочно предполагать, что присутствие насилия в элементах повествования - это сегодняшнее явление. Ведь раньше это немножко иначе подавали, но без насилия нет ни одного элемента классической литературы. Возьмите Вальтера Скотта. Возьмите кого хотите: от Пушкина до Лермонтова. Разве нет насилия у Достоевского в "Идиоте"? Или нет нет насилия в "Преступлении и наказании"? Или нет у Льва Толстого насилия в "Войне и мире"? А разве "Анна Каренина" - это не об иной стороне насилия? Насилие, которое не обязательно физическое, может быть гораздо страшнее. Основа любой драматургии - конфликт. А конфликт предполагает ту или иную форму насилия.
- Тем не менее, наблюдая за книжными полками в России у меня сложилось впечатление, что эра этих "мини-боевичков", которыми еще 10 лет назад все прилавки были забиты тысячами, прошла. Нет уже такого количества криминальных романов в мягком переплете. Как вы это объясняете, общество меняется?
- На самом деле их не так мало и сейчас. К сожалению, наши российские издатели достаточно безответственно замусорили рынок. Во времена книжного бума в начале 90-ых годов, когда можно было что угодно продать, была очень большая жажда чтения, чтения чего-то нового, когда россияне еще отходили от советской спячки, во времена которой печатались книги только определенного рода, была дана жизнь такому количеству авторов, которые просто по своему качеству никогда не должны были попадать на книжные полки. Рынок очень быстро стал просто замусорен.
Сейчас просто какое-то невообразимое количество халтуры идет по нашим каналам. Когда человеку тысяча раз сказать, что он свинья, он в итоге захрюкает
И это касается не только книг. Это касается и телевизионных сериалов. Сейчас просто какое-то невообразимое количество халтуры идет по нашим каналам. Люди, тем не менее, это потребляют, а когда так долго формируют такой вкус... Когда человеку тысяча раз сказать, что он свинья, он в итоге захрюкает. В этом смысле у нас сейчас серьезный кризис. Кризис оценок. Это заметно бывает на фестивалях и конкурсах, когда плохое соревнуется с худшим. У нас мало достаточно происходит и на это горько смотреть. Это очень легко доказать. Весь мир сейчас смотрит сериалы, которые делают в Англии, Америке, Дании, во Франции, во многих других странах. Даже Турция умудрилась снять сериал "Великолепный век" про времена Сулеймана Великолепного. 46 стран купило этот сериал и смотрит уже несколько сезонов. Россия тоже купила. А мы не участвуем в этом международном обмене и соревновании смыслов. Это же глобальная конкуренция смыслов. Ведь ты, когда читая какой-то даже примитивный шведский детектив, все равно дополнительно узнаешь что-то о Швеции - это такая прикладная задача. Ну а если наших книг не переводят, если наши сериалы не смотрят, то тогда получается, что мы их потребляем и знаем о них, а они о нас нет.
Проблема в качестве
- А российских современных авторов не переводят?
- Очень мало. Здесь много объяснений. Например, что самый большой рынок - он англоязычный. А носители этого языка так устроены, что они в принципе не любят никого переводить. 95% этого рынка - это их, англоязычная литература, и только 5% - это переводы. Но в этих 5% и испанская литература, и французская, немецкая, арабская - вся. В России же обратный процесс. Если вы придете в Дом книги, то вы только норвежских современных авторов в легкую найдете семь-восемь. Но вы точно не найдете в Норвегии семь-восемь российских авторов. Вы вообще там ничего не найдете из русского на норвежском языке, кроме Толстого и Достоевского. И тоже самое будет в Мадриде, Риме и Париже.
Мы не участвуем в этом международном обмене и соревновании смыслов
И это не только проблема того, что они не интересуются, это проблема качества того, что мы предлагаем. Это большая проблема, но чтобы ее решить, ее надо вначале признать. Зачастую такие вещи признаются очень болезненно. Особенно людьми, у которых множество призов и наград. Поэтому сейчас все не очень удачно складывается для России и ее современной художественной прозы. Временами это бывает обидно, потому, что появляются отдельные книги в разных жанрах, которые могли бы поспорить с зарубежными аналогами. Но у нас не самые лучшие образцы переводятся.
- Если поставить такую задачу не на уровне творческой интеллигенции, а на уровне власти и государства, то через силу из этого что-то получится?
- Вы понимаете, наша власть в гуманитарном смысле очень странная. Она, как мне кажется, не очень правильно расставляет приоритеты. Ей кажется, что это, наверное, надо делать, но это не самая главная задача.
- Как же? В России часто говорят как раз про "мягкую силу" через культуру, хоть на Западе это понятие давно отжило. Это сейчас очень модно, разве нет?
- У нас как всегда все идет через фазу запаздывания. Я не вижу реальной постановки задач и путей их решения. Я вижу какие-то очень формальные вещи. Да, стали выделяться какие-то деньги на переводы, но когда я вижу кого берут переводить, то возникает много вопросов. Просто есть такая постоянная обойма людей, которая по всем телеканалам кочует, которых называют писателями, а потом спросишь человека на улице - а вы знаете такого писателя? Да, конечно, говорят. А назовите его произведение. И сразу пауза. Потому, что этого писателя трудно не знать - он через день на федеральных каналах рассуждает о каких-то проблемах, но то, что он написал - с этим возникают проблемы. Потому, что он не стал господином душ через свои произведения. Одна из главных проблем современной российской прозы - одноразовость. Тоже самое касается и кинематографа.
Преступность стала умнее
- Возвращаясь к "Бандитскому Петербургу" и к статье, с которой все началось. Такой путеводитель по городу сейчас возможен?
- Это нереально. Этого сейчас уже не существует как явления. Сейчас совершенно другая преступность. Она гораздо более организованно-цивилизованная. Она связана с государственной властью, с правоохранительными органами. Тогда это было такое природное и дикое, непричесанное и шокирующие. Сейчас преступность более тихая, связанная больше со сферой экономики. Это контрафакт, торговля наркотиками, мошенничество в банковской среде, в сфере торговли недвижимостью. Уже нет гангстерских войн. О каких гангстерских войнах можно говорить? Кто сейчас может конкурировать с государственной крышей? Поэтому такой путеводитель по городу уже не сделать.
- Можно сделать коррупционный путеводитель.
- Вы поймите, что это были за времена. Я тогда писал и не боялся называть какие-то имена, потому, что знал, что в суд они точно не пойдут. Потому, что по понятиям: ты назвал его бандитом, не пойдет же он в суд, его пацаны не поймут. А если я напишу где какие коррупционные кланы, то они как раз пойдут в суд. Даже если так и есть, то доказать это крайне сложно.
- Вы возглавляете Агентство журналистских расследований, но разве этот жанр еще живой? В российской прессе редко можно встретить материал, который можно назвать настоящим классическим расследованием, хотя заголовки "расследование" встречаются часто. Это и очень дорого, и занимает массу времени.
- Я не соглашусь, расследования есть, есть экспресс-расследования. Не скажу, что наше агентство занимается этим с такой же плотностью, как и раньше, но мы работаем. А реже это явление из-за отсутствия запроса общества.
- Или СМИ?
- Я как раз думаю, что общества. Люди просто устали от этого бесконечного разоблачительства. Они уже про всех все знают. Но эта методика жива. Просто немного мельчают темы. Даже мне расследования не всегда бывают интересны. Я тоже от этого немножечко устал. Я согласен только с тем, что журналистика, да и не только у нас в России, переживает определенный кризис. Это связано с тем, что человечество за последние 30 лет сделало огромный скачок. Человечество просто объелось информацией, стало столько носителей, а скорости настолько увеличились... А мозг человека он же остался таким же, каким был до эпохи мобильных телефонов и Интернета. Он не в силах это все переварить.
Я считаю, что в какой-то степени я более здоровый человек. Я не выгляжу интернет-наркоманом
- И чем это закончится?
- Не знаю, я не умею делать какие-то прогнозы. Тем более не мне на эту тему рассуждать - я не пользуюсь ни Интернетом ни компьютером.
- Вообще не пользуйтесь компьютером?
- Вообще. А по iPhone я только звоню.
- Это принципиально или нет потребности?
- Нет, просто в свое время я не хотел учиться печатать на компьютере, у меня всегда была помощница, когда я писал от руки, она потом печатала это. Если мне надо было что-то узнать или посмотреть, то у меня всегда были заместители, мои подчиненные, которые всегда могли найти, открыть, показать, распечатать. У меня просто не было необходимости. И я не секунды об этом никогда не жалел. Наоборот, я считаю, что в какой-то степени я более здоровый человек. Я не выгляжу интернет-наркоманом. Иногда смотришь, люди общаются между собой, а одновременно с этим что-то читают или отправляют по телефону в Интернете. Это дико выглядит. Они даже в глаза друг другу не смотрят. Я не хочу таким быть. Мне и так хорошо. Ну а если прижмет, то я быстро научусь. Ничего в этом сложного нет.
