31-летний Г. Дегтярь еще до войны в Украине окончил Военный лицей в Киеве и понял, что армия – это часть его жизни. Поэтому позже он окончил Академию сухопутных войск во Львове.
С 2012 года служил в 30-й бригаде, где с 2014 года командует механизированным батальоном. Он уверял, что ни разу не пожалел, что выбрал путь солдата. Считает своей задачей превратить украинскую армию в вооруженные силы, полностью соответствующие стандартам НАТО.
«Мы живем в прекрасное время, когда мы можем начать реализовывать все наши желания и стать частью истории. Показать всему миру, что Украина борется не только за свою независимость, но, может быть, за свободу всей Европы или даже всего мира», – уверял Г. Дегтярь.
Журналисты 15min встретились с Г. Дегтярем в Киеве, где комбат согласился рассказать о ходе войны и ее возможном исходе.
– Прошло более восьми месяцев с «возьмем Киев за три дня». Россиянам не раз приходилось уходить с занятых территорий. Планы Москвы в Украине были плохо просчитаны изначально?
– Целью Москвы не было занять Киев за три дня. Это было сказано для того, чтобы сами россияне были убеждены в профессионализме и возможностях своей армии.
Однако уже после начала боев под Киевом, Сумами были случаи, когда украинская армия перенимала российскую технику, в которой даже не было снарядов. Они думали, что в Украине их встретят с радостью, не будет никакой войны. Однако за восемь лет наши военные, прослужившие все это время, приобрели большой опыт.
Мы уже знали, что может быть широкомасштабное вторжение. Мы, конечно, надеялись на лучшее, но готовились к худшему.
Широкомасштабное вторжение не стало для нас неожиданностью. В 2021 году произошел первый случай, когда российская армия подошла к нашей границе на 15-20 километров. Уже тогда мы ехали в сторону границы и думали, как надо будет выстраивать линию обороны. Думаю, наше военное командование тоже понимало, что будет широкомасштабное вторжение и готовилось к нему. Между тем наш противник просто переоценил свои силы.
Конечно, не следует думать, что россияне плохо воюют. Конечно, они воюют количеством, но думают и о тактике. Не следует забывать, что на протяжении многих лет они воевали не только в Восточной Украине, но и в других странах.
Они думали, что в Украине их встретят с радостью, не будет никакой войны.
– Переоценивал российские вооруженные силы и Запад, который в первые недели не очень верил в способность Украины защищаться и не спешил поставлять оружие. Сейчас об этом уже говорят во весь голос. Как вы думаете, почему украинская армия не получила должной оценки?
– Помощь сразу никто и не окажет, ведь нужно подписать договоры, установить, какие вооружения нужны в первую очередь, в конце концов нужно обучить людей, чтобы они умели обращаться с предоставленным вооружением.
Поэтому не нужно говорить, что нам не помогали. Конечно, вооружений не хватает. Однако, мне кажется, больше Запад и не может предоставить. Россия вмешивалась в деятельность стран альянса НАТО, пыталась помешать им вооружаться.
Москва постоянно повторяла, что войны не будет. В начале войны, если сравнивать количество вооружений и солдат, которые были у нас и у России, то мы не были готовы к такому сопротивлению. Я говорю исключительно о цифрах.
Однако на войне важны не только математические цифры, а сильно влияют мотивация, воля. Именно последние повлияли больше всего. Во-первых, у нас много ветеранов войны, которые воевали с 2014 года, некоторые воевали несколько лет, кто-то не меньше года.
У них был опыт, и когда началось широкомасштабное вторжение, все эти люди взяли в руки оружие. Таким образом, количество наших военных вдруг увеличилось в два, а то и в три раза.
– Главные мировые лидеры, военные эксперты говорят о том, что (Владимир) Путин уже проиграл войну и что якобы он сам это понимает. Не рано ли так говорить, ведь обстрелы и бомбежки продолжаются?
– Война определенно еще не закончилась. Можно с уверенностью сказать только то, что россияне потеряли инициативу. Но мы еще не победили Россию. Однако просто перехватить инициативу — это уже очень важный шаг.
Когда мы только оборонялись, линия фронта была намного больше. Сейчас она уменьшилась. Для нас это благоприятный сценарий, потому что мы можем сосредоточить больше наших сил в одном месте. Конечно, россияне делают то же самое, так что идут ожесточенные бои. Но темп войны задаем мы.
Война определенно еще не закончилась. Можно с уверенностью сказать только то, что россияне потеряли инициативу. Но мы еще не победили Россию.
А их обстрелы городов... На мой взгляд, это способ дестабилизировать ситуацию, разобщить нашу армию. По этой причине постоянно ведутся разговоры о возможном нападении из Беларуси. Это попытка отвлечь внимание наших войск от самых горячих участков боев.
Однако я думаю, что командование нашей армии все это прекрасно понимает и не намерено бросаться от одной задачи к другой.
– Что касается возможного нападения из Беларуси, то, по оценкам, даже если бы такой сценарий и случился, это кардинально не изменило бы ход войны, но создало бы определенные дополнительные трудности для Украины. Стоит ли опасаться, что белорусская армия открыто вступит в войну?
– Я всегда говорил, что нельзя недооценивать врага. Мы видим, что произошло, когда Россия недооценила нас. Беларусь — российская колония, поэтому, когда им дадут приказ, они нападут. Однако белорусскими подразделениями будут командовать российские генералы — те, у кого уже есть опыт.
Что касается 15 тысяч белорусов, которые создают какое-то совместное подразделение с Россией, то это небольшая численность. Посмотрим, сколько у нас солдат сегодня. Однако такое совместное подразделение россиян и белорусов может организовать обманный наступательный маневр, куда-то отвести наших военных. Я думаю, что такую возможность следует учитывать.
Решат ли белорусы сопротивляться и не воевать против Украины, мы увидим только тогда, когда им будет отдан приказ о наступлении.
Да, у белорусской армии нет большого боевого опыта, но в наши дни они легко могут к этому подготовиться, найти информацию. Поэтому я думаю, что они готовятся к возможному нападению и мы тоже должны к нему готовиться. И все же вряд ли такое нападение существенно изменит ход войны.
– Украинскую армию, наверное, можно назвать самой боеспособной в Европе в плане ее боевого опыта. Нет сомнений, что после этой войны она точно будет такой. Однако о вашем членстве в НАТО говорят вполголоса. Не обижает ли такое отношение?
– Любая война не похожа на предыдущую. Мы всегда анализируем прошлые военные конфликты и готовимся к подобным сценариям. Но каждый раз это происходит по-разному. Сегодня идет война высокоточных вооружений: ракеты, беспилотники.
В 2014 году дроны были относительно редким явлением в нашей войне, а сегодня без них воевать невозможно. Конечно, наша армия хочет стать членом НАТО. Не потому, что не верит в свои силы. У Альянса есть определенная концепция применения вооруженных сил, правила работы командования на этапах планирования и принятия решений.
Но каждый раз это происходит по-разному. Сегодня идет война высокоточных вооружений: ракеты, беспилотники.
Все это мы уже проходили, участвовали в учениях с 2015 года. Мы постоянно внедряли стандарты НАТО, проводили совместные учения.
Мне кажется, что Вооруженные силы Украины уже готовы стать частью НАТО. Готово ли НАТО принять нас и помочь нам? Может быть, даже вступить в войну сейчас? Вопрос не ко мне, я такие вещи не решаю.
Однако на месте командования НАТО я бы уже сейчас ввел войска Альянса где-нибудь на участке от Харькова до Западной Украины и защитил эту территорию. Украинской армии так было бы легче сражаться на поле боя – в Донецкой, Луганской областях. Это только мое мнение.
– Есть много разных оценок того, когда украинской армии удастся освободить Донецкую, Луганскую области и сам Крым. Одни говорят о весне 2023 года, другие – что конфликт продлится гораздо дольше. О каких сроках освобождения территории думаете вы?
– Нужно не забывать об одном – быстрое освобождение территорий имеет свою цену. Мы можем потерять много солдат при внезапном нападении. Сегодня я могу сказать, что война рано или поздно обязательно закончится. Все войны заканчивались, закончится и эта. Мы делаем все возможное.
Одни говорят, что мы закончим войну в следующем году, другие – что через пять лет. Что я могу сказать: если надо, мы будем воевать и пять лет, и десять.
Но в то же время мы должны научиться жить в условиях войны. В первую очередь нужно позаботиться о том, чтобы сбивать как можно больше русских ракет, чтобы они не падали на наши города.
На поле боя все сложно, моя бригада стояла под Харьковом, Бахмутом. Освобождать Харьковскую область было проще, теперь под Бахмутом тяжело. Они согнали сюда вагнеровцев, мобилизованных преступников. Мы брали в плане этих преступников.
Россияне берут в армию кого угодно – людей без каких-либо моральных принципов, таких, которые всю жизнь воровали, грабили, насиловали. А теперь им дают оружие и еще платят им зарплату и обещают освободить от отбывания наказания после окончания службы.
Я могу только представить, как будет выглядеть российское общество, когда все эти зэки вернутся домой после войны. Они будут полезны обществу? Исправятся? Точно нет. То, что они берут зэков в армию, уже кое-что говорит о состоянии их армии. Но, как я уже сказал, не нужно расслабляться, потому что в России 140 миллионов жителей, и воевать с ними, возможно, придется долго.
Я могу только представить, как будет выглядеть российское общество, когда все эти зэки вернутся домой после войны. Они будут полезны обществу? Исправятся? Точно нет.
Однако я знаю, что война закончится нашей победой.
– Вы упомянули, что ваша бригада принимала участие в освобождении Харьковской области, участвует в боях под Бахмутом – это одни из самых горячих точек боев. Откуда у бойцов мотивация и силы, чтобы не сломаться в таких боях, тем более, что вооружений по-прежнему не хватает?
– Мы уже научились защищаться так, чтобы каждый снаряд использовался с ювелирной точностью. Когда ты получаешь 10 танковых снарядов в день, чтобы отразить натиск врага, ты знаешь, что больше не будет. Раньше я мог подумать „не попал, ничего страшного“, теперь уже после первого промаха начинаем разбираться, что мы сделали не так.
Может, нужно сменить оператора беспилотника, уточнить координаты. Не имея столько снарядов и другого вооружения, как хотелось бы, мы научились повышать эффективность их применения. Россия стреляет направо и налево, иногда на позиции одного батальона может „прилететь“ тысячу раз за одни сутки.
Когда я стоял возле населенного пункта Нью-Йорк, то даже по более мелкому подразделению прилетало по полторы тысячи снарядов. Ни один из наших бойцов не погиб потому, что мы хорошо оборудовали свои укрепления.
Я разговариваю с солдатами, они и сами видят, и я объясняю, что мы стреляем точнее, качественнее, поэтому должны доверять друг другу. Никто не думает только о себе. Бывают, конечно, случаи, когда надежда покидает, берет верх усталость. Тогда мы приезжаем на позиции, разговариваем с солдатами. При необходимости даем день-два отдохнуть.
Человек не может постоянно находиться в окопах, жить там, есть, воевать совсем без отдыха. Приходится ротировать солдат, чтобы у них была возможность связаться со своими близкими, немного отдохнуть, в конце концов, постирать белье.
– Не раз доводилось слышать, что после начала широкомасштабного вторжения и солдаты, и мирные жители уже видели столько зверств, что уже ничего не страшно. Есть ли вещи, которые все еще пугают вас на этой войне?
– Больше всего пугает то, что когда угодно и куда угодно может прилететь ракета. Я боюсь не за свою безопасность. Я ношу бронежилет, каску, я хоть как-то более защищен, чем гражданские.
Именно поэтому мы так много говорим о закрытии воздушного пространства над Украиной. Мы никогда не применяли так артиллерию в тех местах, где много мирного населения. А россиянам все равно, куда стрелять.
Больше всего пугает то, что когда угодно и куда угодно может прилететь ракета. Я боюсь не за свою безопасность.
Когда мы держали оборону в Нью-Йорке, рядом был поселок Верхнеторецкое, теперь его нет. Все просто стерто с лица земли. Я не понимаю, кому россияне до сих пор хотят доказать, что они несут мир.
— Все украинцы, с которыми мы разговаривали после начала широкомасштабного вторжения, повторяли одно — прощения россиянам не будет. Вы принимаете непосредственное участие в борьбе за свою землю, возможно ли когда-нибудь простить России то, что она сделала с Украиной?
– Точно нет. Как простить? Я бы просто окружил их высоким забором и построил бетонные укрепления. Для меня каждый россиянин, который просто молчит, когда видит войну, тоже враг. Никогда в жизни я не увижу никаких возможности для примирения.
Наши предки, мы заплатили слишком высокую цену за нашу борьбу. Я думаю, что после начала широкомасштабного вторжения у всех наконец открылись глаза, и все увидели, что происходит.
Раньше, когда бои шли только в восточной части страны, всего около 40 процентов украинцев понимали, что происходит. Для других это не было важно. А теперь наша нация начинает расцветать и понимать, что пора снять розовые очки.
