- Когда был молодым! Когда работал с Тарковским, Швейцером, Жалакявичюсом, Кулишом. Их фильмы до сих пор остались в памяти у людей. Мне было безумно интересно сотрудничать с ними.
Советская эпоха – это, прежде всего фильмы, которые достигали мирового уровня. Фильмы режиссеров, с которыми мне посчастливилось работать, составляют золотой фонд той культуры, той эпохи. Люди до сих пор помнят эти фильмы, потому что в них кроется та идея, которую Мильтинис воспитывал в нас – на первом месте должен быть человек с его мыслями и переживаниями. Искусство, которое всматривается в человека – вечно.
С великими режиссерами я сумел себя реализовать, показать, на что способен Донатас Банионис. У меня в жизни все сошлось – встреча с Мильтинисом, работа с другими гениальными режиссерами. «Солярис» входит в пятерку лучших фантастических фильмов мира. «Мертвый сезон» стал фильмом, который развенчал все шаблоны, догмы. Ведь поначалу меня даже не хотели утверждать на роль Ладейникова. Но разведчик Конон Молодый, который был прототипом моего героя и консультантом на съемках, увидел, что я могу – я раскрываю эту роль. И они вместе с Михаилом Роммом меня отстояли, когда плелись интриги вокруг этого фильма.
В советское время из-за сопротивления власти рождалось незаурядное стоящее искусство.
Сегодня у нас демократия, свобода выбора – ставь, что хочешь! Почему же нет шедевров, которые заняли бы достойное место на Олимпе киноискусства?
Потому что все зарабатывают деньги. А для того, что режиссировать хороший фильм, нужно пройти достойную школу.
- Большая часть Вашей творческой деятельности пришлась на советское время. Чем современный театр отличается от театра советского периода?
- В Советском Союзе было несколько режиссеров такого масштаба, которых сегодня уже нет. В Литве это - Юозас Мильтинис. Сейчас, к сожалению, нет никого похожего на него. Именно благодаря ему Паневежский театр был известен на весь мир. А сейчас театр потерял свою знаменитость. Там постоянно меняются режиссеры и руководители, уходят и приходят актеры. Настоящий кризис. Как его можно сравнивать с советским театром, где работала личность – Юозас Мильтинис? В его руках было сосредоточено искусство. Он создавал спектакли, в которых открывал глубину человеческой мысли, сердца. Юозас ставил пьесы авторов мирового уровня: Шекспира, Чехова, Стриндберга, Шолохова, Дюрренматта, Островского и других.
Постановки Мильтиниса были революционными по содержанию. Он ставил спектакли так, что люди приходили, смотрели и не просто ахали или аплодировали, а думали: «Вот - жизнь, вот это- жизнь! Вот, что на самом деле творится с человеком».
Мильтинис был уверен, что в театре все должно быть, как в жизни. Нас часто ругали, что мы не играем, а ведем себя слишком реалистично. Упрекали в том, что на сцене мы даже сидим очень естественно, в то время как у актеров есть определенные требования к позе. Якобы люди приходят в театр отдохнуть, получить удовольствие. Зачем приближать спектакль к будням зрителя? Но Мильтинис был уверен в правильности своего решения: показывать жизнь, как она есть.
Юозас Мильтинис учился в Париже, познавал суть искусства. Он не хотел театральности, отказывался от штампов. Мильтинис не мог с ними согласиться – ну такая уж мятежная душа. Поэтому режиссер не приглашал профессиональных актеров, выпускников театральных вузов. На сцене играли лишь его воспитанники.
Всю прочитанную литературу он как бы пропускал через себя, переносил на сцену свое восприятие. Чтобы зритель посмотрел и после спектакля задумался – что такое жизнь, как ему стать добрее, честнее. Он раскрывал сложности человеческой души, а не просто веселил зрителя.
Сейчас актеры на сцене просто в шутку кривляются. На сцене не люди, а какие-то театральные персонажи с театральными же позами и интонациями. Их игра не затрагивает зрителей. Создается ощущение, что гораздо важнее, чтобы костюм актера соответствовал эпохе. Но мало кто задумывается над тем, как мыслил герой, чем мотивировано его поведение и высказывания.
Вот в чем разница между современными и советскими театрами. Мы, к сожалению, находимся в конце великой театральной эпохи.
- Неужели современному обществу не интересно классическое прочтение? Почему для того, чтобы понравиться зрителям, к примеру, Хлестаков должен читать рэп?
- Не знаю, все это глупо. Сейчас даже, когда видишь на сцене Гамлета, то думаешь: «Что за дурачок?» И он не заставляет задуматься над извечным – быть или не быть?
Неужели для того, чтобы привлечь внимание зала обязательно нужно облить актера водой или заставить его раздеться. Настоящий актер должен уметь передать напряжение драматически.
Сегодня происходит потакание обывателю, в то время как театр должен воспитывать понимание и сострадание к человеку.
- Сегодня в современной независимой Литве сможет ли кто-нибудь, на Ваш взгляд, снять хоть нечто похожее на такие фильмы как: «Никто не хотел умирать» или «Это сладкое слово – свобода»?
- Может быть. Но я не знаю такого умного и талантливого режиссера, который этим занимался бы. Все мыслят слишком поверхностно.
Меня когда-то тоже упрекали в том, что я не умею играть. После выхода фильма «Солярис», я получил письмо от поклонницы: «Вы - замечательный актер, мы вас очень уважаем. Но от имени всех зрителей очень просим: больше в такой халтуре, как «Солярис», не снимайтесь». Впрочем, все последующее рецензии были проникнуты пониманием и восхищением.
- Какая роль за все эти годы была самой сложной для Вас?
- Ни одна из них не была легкой. У меня было огромное количество ролей, и с каждой из них я боролся. Стремился создать Личность на сцене. У Чехова и Шекспира все ситуации в постановках очень сложны. И требовалась нелегкая работа над собой для того, чтобы раскрыть героя: почему он покончил с собой, повел себя так или иначе в определенной ситуации. А еще всегда было необходимо поддерживать диалог со зрителем. Но все роли были сыграны от души.
- Донатас Юозович, остались ли у вас сейчас друзья в России? Может быть люди, с которыми Вы поддерживаете теплые отношения на протяжении долгих лет?
- Теперь нет, время ушло. Я уж закрылся, забыл все, что было. Мне трудно ездить в Россию, последний раз гостил в этой стране восемь лет назад. А раньше я часто там бывал. Встречался и общался с художниками, театральными актерами и режиссерами. А теперь старость, мне ведь почти девяносто лет.
